Горькое тело моря,
Плавное тело лавы,
Слезное тело розы,
А я ‒ поющая Майя, я -
Поющая Майя,
Поющая Майя.
Габлеру вдруг почудилось, что они по ошибке угодили в какой-то волшебный сад, и до скончания времен будет звучать здесь этот чарующий голос, выпевая легкие звучные слова, чьи зримые радужные воплощения выписывали пируэты в безбрежности, незаметно сменившей туман обыденного бытия.
Тело волынки и цитры,
Тело луны и свирели,
Тело струилось и пело,
А я ‒ поющая Майя, я -
Поющая Майя,
Поющая Майя.
Голос стих, как стихает звон капель, потому что дождь ушел дальше, к горизонту, продолжая звенеть в других местах, огибая планету, а музыка все звучала ‒ гитара и еще какой-то сладко щемящий душу музыкальный инструмент.
"Флейта?" ‒ словно в каком-то внезапном странном полусне неуверенно подумал Крис.
Наконец все смолкло, и глазам файтеров предстала обычная просторная комната с полукруглым окном и розовыми стенами без всяких живых картин ‒ тивишник в углу, три кресла рядком у стены, длинный диван напротив, стол в окружении стульев посредине. Три закрытые двери вели, надо полагать, в спальни. Очередной номер в очередном отеле ‒ эти номера уже успели надоесть Габлеру хуже казармы на Эдеме-V.
‒ Вот оно как... ‒ протянул стоящий рядом Портос. ‒ А я думал, Майя это какая-то их богиня, единорогов этих, ну, типа Индиры Ганди. А это песня, оказывается. Ольги.
Арамис оглянулся, поднял брови:
‒ Ого! Откуда такие познания, Юл? Ты же вроде в этих справах музыкальных не очень разбираешься.
‒ Опять, блип, на своем озерном? ‒ нахмурился Портос и пояснил: ‒ Граната как-то пел, в Нью-Бобринце, в "Русалке". ‒ И добавил мстительно, памятуя недавние выпады товарища: ‒ А некоторые уже вырубились тогда, мордой в закусках отдыхали. Вот и все "справы".
‒ Не помню такого, ‒ индифферентно пожал плечами Арамис.
‒ Зато я помню. И ты, Гладик, должен помнить. ‒ Портос посмотрел на Габлера. ‒ Да?
‒ Наверное, меня тогда там не было, ‒ не поддержал его Крис.
Только вчера в космопорте Единорога Граната упоминал эту "поющую Майю" ‒ Ольгу, говорил что-то о "рыбе хи на спине" и "лице на лице"...
‒ Это они хорошо придумали, таким образом новых постояльцев встречать, ‒ поспешил вернуться к прежней теме Арамис и шагнул в комнату, уже потерявшую всякое сходство с волшебным садом. ‒ Необычный у нее голос, и песня тоже какая-то необычная... Это тебе не горлодерня типа "мы пройдем сквозь шторм и дым, славься, славься, Рома-Рим!.."
Габлер тут же вспомнил, как совсем недавно, на каботажнике "Петр Великий", идущем с Марса на Землю, пьяными разухабистыми голосами горланили эту песню два стафла из легиона "Солнце" и Эрик Янкер... Жив был еще Эрик Янкер, еще не поперхнулся убойным драже беллизонцев... А он, Крис, молча сидел, уставившись в стол, и было ему совсем невесело...
‒ Ну почему? ‒ возразил Портос, вваливаясь в комнату вслед за гинейцем и на ходу стягивая куртку. ‒ "Шторм и дым" тоже о-го-го, только по-другому. Так вот, Граната тогда, в "Русалке", спел, а они еще потом и видео с ней запустили. Да, хорошие песни, только слов непонятных многовато. Он еще мне потом про эту Ольгу такое наплел... Не знаю, сам выдумал или слышал где-то. Мол, родилась на Салде, кажется ‒ это спутник Утопии-четыре, ‒ и это, мол, новое ее рождение... То есть сама она так заявляет.
‒ Как это? ‒ обернулся Арамис, аккуратно поставив на диван черно-серебристый нэп с "Золотым лотосом Лакшми".
‒ Ну, вторая жизнь, новое воплощение. ‒ Портос неопределенно повел рукой. ‒ Переселение душ и все такое... Мол, когда-то жила на Земле, давно, в древности, еще до их атомной войны. И тогда же и все эти песни свои сочинила. А теперь просто вспоминает, из своей прежней жизни...
‒ Граната и не такое расскажет, ‒ заметил Арамис.
Он тоже снял куртку, оставшись в рубашке, которая уже не была лиловой с тусклыми блестками, а обрела веселую пятнистую расцветку. Заглянув в спальню, бросил куртку туда. Удовлетворенно кивнул, проследив за ее полетом, и повернулся к сослуживцам:
‒ Понятно, почему им тут Ольга так понравилась, они ведь тоже в переселение душ верят. Может, и есть в этом что-то... Так легче жить, правильно? Мне вот тоже иногда что-то такое во сне видится.
‒ Ага, ‒ сказал Портос. ‒ Особенно после хороших посиделок. Учти, если через пять минут тут не появится много жратвы, я вас обоих сжую, вместе с вашими душами, и не будет у вас никакого переселения.
‒ Метемпсихоз, ‒ сказал Габлер. ‒ Кажется, так это называется. Не знаю, переселилась она или нет, но поет замечательно.
‒ Все, парни, Портосов песнями не кормят. ‒ Арамис подошел к стенной панели. ‒ Сейчас заказываю рубон, без никакой выпивки, и сидим здесь, не высовываемся, ждем этих служителей Беллизона.
...Когда тарелки, вазочки, блюдца, кувшины и бокалы перекочевали с длинной тележки серва на стол, комната сразу пропиталась экзотическими ароматами. Джалфези... Тандури... Бхайджи... Ала-хоул... Пасанда... Нибу пани... Эти названия звучали как имена еще не открытых, но чертовски привлекательных планет. Все было острым, душистым, пряным. Габлер с Арамисом особо на еду не налегали, зато Портос старался не то что за двоих, а за добрую половину вигии. Он, кажется, окончательно пришел в себя и временами бросал плотоядные взгляды на нэп с местным восхитительным вином. Но на любые виды алкогольных напитков был наложен временный запрет. Алкоголь можно будет употребить после, когда все утрясется ‒ если утрясется...