‒ Я не думаю, что это было специально подготовленное для нас представление, ‒ сказала она тем чудесным бархатистым голосом, которым впервые говорила с Габлером на теплом морском побережье, в Александрии. ‒ Этого просто не может быть. Там, на галере, ты имел вступиться за меня, еще не зная мои намерения. Но сейчас... Вместо того, чтобы попытаться совершить побежку. ‒ Она повернула голову к своему спутнику, слушающему ее с хмурым видом. ‒ Даллио Энгилейнон, я отказываюсь от мести этому человеку за смерть моего отца.
Арамис издал какой-то невнятный звук, а Габлер почувствовал, что с плеч у него упала не просто гора, а целый небесный свод. Словно был он тем древним мифическим титаном, которого на время подменил другой мифический силач. Он понял, что именно должен был в этот миг ощутить титан.
Лицо беллизонца после этого заявления не стало менее хмурым.
‒ Это твое право, даллиа Анизателла, ‒ произнес он.
Арамис тут же рукой показал на бутылку, красующуюся посредине стола, и весело предложил:
‒ Так что, выпьем за мир и дружбу?
Габлер без небесного свода на плечах мысленно прыгал на одной ножке. Но незамедлительно прозвучавшие слова Энгилейнона не просто вернули небесный свод на место ‒ тяжеленное небо просто прихлопнуло его, вдавило в землю и превратило в двумерное, абсолютно безжизненное пятно. Пропустив мимо ушей предложение Арамиса, беллизонец заявил:
‒ Даллиа Анизателла отказывается от мести как дочь, но вы будете покараны за смерть наших сородичей и собратьев.
‒ Как?! ‒ вскричал Арамис. ‒ От мести отказываетесь, но все равно мстите? Где же логика?
‒ У нас своя логика, ‒ и бровью не поведя, ответил беллизонец. ‒ Согласитесь, мы имеем все основания поступить подобным образом, и на нашем месте вы сделали бы то же самое.
‒ На вашем месте мы бы обратились в суд, ‒ со злостью процедил Арамис. ‒ Мы же объясняли уже этой... даллиа... даллии... и другим... Мы приказ выполняли, можете вы это понять?! И кроме того, если бы не убили мы, ваш сородич убил бы нас! И наших, между прочим, он тоже ухлопал. Но мы же не стали настаивать на бомбардировке вашего храма! А уж поверьте, парочки бомб точно хватило бы! И вы и так Атоса прирезали. Мало вам? У нас же законы одни для всех, так? Пусть суд решает, виноваты мы или нет. Вы ведь в обществе живете, а не сами по себе, так? В Роме Юнионе!
Энгилейнон слушал все это с непроницаемым видом и вдруг вытащил руку из кармана и выставил перед собой, повернув ладонью к Арамису.
И беловодец словно обнаружил перед собой стену. Плюнул на пол и опустил голову.
А Габлер до самых пяток прочувствовал, что значит книжное выражение "воздух наливался обреченностью".
‒ Никто нас в свое время не спрашивал, хотим ли мы находиться в вашем обществе, ‒ холодно произнес беллизонец. ‒ И к нам, служителям единомножественного Беллиза-Беллизона-Беллизонов, это не относится. Нам ничего от вас не нужно. Кроме того, нетрудно догадаться, в чью пользу примет решение ваш суд. А волю единомножественного Беллиза-Беллизона-Беллизонов надлежит выполнить. Мы ‒ его служители, его орудия, не более того. Как там у вас говорится: "ничего личного"? Воистину так. Мы отнюдь не кровожадны и не находим удовольствия в том, чтобы убивать. У нас свои задачи при прохождении пятого слоя фии. Тот, кто повергает других, сам должен быть повержен. Единомножественный Беллиз-Беллизон-Беллизоны должен получить это жертвоприношение.
‒ А говоришь, что вы не кровожадны, ‒ мрачно заметил Габлер. ‒ Боги моих предков давным-давно отказались принимать кровавые жертвы и довольствуются иными подношениями. И боги всех других рас тоже. ‒ Тут Крис кривил душой; он понятия не имел, действительно ли это так. ‒ А ваш единомножественный Беллиз-Беллизон-Беллизоны, выходит, пользуется давно отжившими методами. Несовременный он какой-то...
‒ Не тебе судить о нем! ‒ оскорбленно вскинулся Энгилейнон. ‒ Кровавая жертва ‒ это крайняя мера, нечто из ряда вон выходящее. Но в данном случае...
‒ Божество ‒ это нечто совершенное, ‒ перебил его Габлер, от отчаяния испытывая прилив вдохновения. ‒ Оно источник любви, и в нем не может быть зла. Один древний земной правитель готов был принести в жертву богам свою дочь. Она добровольно взошла на жертвенник, но сами же боги подменили ее животным, которое и пошло под нож вместо нее. Истинное божество никогда не будет против замены кровавой жертвы на другое подношение!
Габлер говорил горячо, прижав руки к груди. Беллизонец слушал с хмурым видом, а Низа смотрела на файтера с непонятным любопытством.
‒ А подношение может быть очень и очень богатым, ‒ продолжал Крис. ‒ Не только ваш бог, но и вы, его служители, можете получить нечто такое, чего нет больше ни у кого, чья ценность просто не поддается измерению. Согласится ли ваш единомножественный Беллиз-Беллизон-Беллизоны на такую замену? Дабы не исчезло наше лайо в кругах пустот. ‒ Он хорошо запомнил те слова, что услышал в глубинах горного храма.
Энгилейнон был явно озадачен таким поворотом разговора. А Низа прищурилась и спросила, кивая на нэп Габлера:
‒ Ты говоришь о том, что лежит сейчас среди твоих вещей? Я чувствую там нечто... очень необычное.
‒ Да, ‒ вынужден был признаться Крис.
‒ И что же там у тебя такое? ‒ насторожился Энгилейнон.
Габлер немного помедлил, подбирая слова, и сказал:
‒ Это наконечник древнего оружия. Его называют Копьем Судьбы. Слыхали о таком?
Беллизонцы переглянулись, и Энгилейнон ответил:
‒ Нет. И чем такое подношение может удовлетворить единомножественного Беллиза-Беллизона-Беллизонов?